Неточные совпадения
Парня осторожно положили поперек дороги Самгина, в минуту собралась толпа, заткнув улицу;
высокий, рыжеватый человек в кожаной куртке вел мохнатенькую лошадь, на козлах саней сидел знакомый извозчик, размахивая кнутом, и плачевно кричал...
Там у стола сидел
парень в клетчатом пиджаке и полосатых брюках; тугие щеки его обросли густой желтой шерстью, из больших светло-серых глаз текли слезы, смачивая шерсть, одной рукой он держался за стол, другой — за сиденье стула; левая нога его, голая и забинтованная полотенцем
выше колена, лежала на деревянном стуле.
Из переулка шумно вывалилось десятка два возбужденных и нетрезвых людей. Передовой, здоровый краснорожий
парень в шапке с наушниками, в распахнутой лисьей шубе, надетой на рубаху без пояса, встал перед гробом, широко расставив ноги в длинных,
выше колен, валенках, взмахнул руками так, что рубаха вздернулась, обнажив сильно выпуклый, масляно блестящий живот, и закричал визгливым, женским голосом...
Самгин вздрогнул, — между сосен стоял очень
высокий, широкоплечий
парень без шапки, с длинными волосами дьякона, — его круглое безбородое лицо Самгин видел ночью. Теперь это лицо широко улыбалось, добродушно блестели красивые, темные глаза, вздрагивали ноздри крупного носа, дрожали пухлые губы: сейчас вот засмеется.
Грузчики выпустили веревки из рук, несколько человек, по-звериному мягко, свалилось на палубу, другие пошли на берег.
Высокий, скуластый
парень с длинными волосами, подвязанными мочалом, поравнялся с Климом, — непочтительно осмотрел его с головы до ног и спросил...
Из остальных я припоминаю всего только два лица из всей этой молодежи: одного
высокого смуглого человека, с черными бакенами, много говорившего, лет двадцати семи, какого-то учителя или вроде того, и еще молодого
парня моих лет, в русской поддевке, — лицо со складкой, молчаливое, из прислушивающихся.
Я не знал, что сказать, и как ошеломленный глядел на это темное, неподвижное лицо с устремленными на меня светлыми и мертвенными глазами. Возможно ли? Эта мумия — Лукерья, первая красавица во всей нашей дворне,
высокая, полная, белая, румяная, хохотунья, плясунья, певунья! Лукерья, умница Лукерья, за которою ухаживали все наши молодые
парни, по которой я сам втайне вздыхал, я — шестнадцатилетний мальчик!
Мы отправились к нему. Посреди леса, на расчищенной и разработанной поляне, возвышалась одинокая усадьба Хоря. Она состояла из нескольких сосновых срубов, соединенных заборами; перед главной избой тянулся навес, подпертый тоненькими столбиками. Мы вошли. Нас встретил молодой
парень, лет двадцати,
высокий и красивый.
Потом пришли двое
парней, почти еще мальчики. Одного из них мать знала, — это племянник старого фабричного рабочего Сизова — Федор, остролицый, с
высоким лбом и курчавыми волосами. Другой, гладко причесанный и скромный, был незнаком ей, но тоже не страшен. Наконец явился Павел и с ним два молодых человека, она знала их, оба — фабричные. Сын ласково сказал ей...
Высокий, кудрявый
парень в шапке, сдвинутой на затылок, кричал сторожам, которые обыскивали его...
Не торопясь, Ефим пошел в шалаш, странницы снимали с плеч котомки, один из
парней,
высокий и худой, встал из-за стола, помогая им, другой, коренастый и лохматый, задумчиво облокотясь на стол, смотрел на них, почесывая голову и тихо мурлыкая песню.
Похвалы Сашаки Гурьева были чрезвычайно лестны и сладки, но Александров давно уже начал догадываться, что полагаться на них и ненадежно, и глупо, и опасно. Гурьев
парень превосходный, но что он, по совести говоря, понимает в
высоком и необычайно трудном искусстве поэзии?
Я как-то говорил о наружности этого господина:
высокий, курчавый, плотный
парень, лет сорока, с багровым, несколько опухшим и обрюзглым лицом, со вздрагивающими при каждом движении головы щеками, с маленькими, кровяными, иногда довольно хитрыми глазками, в усах, в бакенбардах и с зарождающимся мясистым кадыком, довольно неприятного вида.
Обвиняющий —
высокий и мускулистый
парень, неглупый, смирный, но когда пьян — с стремлением дружиться и излить свое горе.
Подле него сидел тупой и ограниченный
парень, но добрый и ласковый, плотный и
высокий, его сосед по нарам, арестант Кобылин.
Вошедший солдатик был
парень лет двадцати трех, крепкого, мускулистого сложения, красивого лица,
высокий, стройный, смуглотелый.
Теперь, как пишу это, так и представляется мне этот майор,
высокий, сухощавый и молчаливый
парень, довольно глуповатый, вечно углубленный в свое занятие и непременно с ремнем в руке, на котором он денно и нощно направлял свою донельзя сточенную бритву и, кажется, весь уходил в это занятие, приняв его, очевидно, за назначение всей своей жизни.
Расторгуев, одутловатый и
высокий молодой
парень, вышел и медленно отправился в кордегардию. Крикнул вовсе не он, но так как на него указали, то он и не противоречил.
У лежанки, опираясь на неё руками, стоял, вздрагивая и дико вытаращив глаза,
высокий рыжий
парень лет двадцати, пьяный Кулугуров грозил кулаком ему и шептал...
Вдруг дверь из лакейской отворилась:
высокий, красивый молодой
парень, Иван Малыш, в дорожной куртке, проворно вошел и подал письмо с почты, за которым ездил он в город за двадцать пять верст.
Поверите ль, ребята? как я к нему подходил, гляжу: кой прах! мужичонок небольшой — ну, вот не больше тебя, — прибавил Суета, показывая на одного молодого
парня среднего роста, — а как он выступил вперед да взглянул, так мне показалось, что он целой головой меня
выше!
Ему было ясно, что хотя Кирик добрый
парень, однако он считает себя каким-то особенным человеком, не равным ему, Илье,
выше его, лучше.
— А что Александра? — спросил Фома, немного оглушенный громкой речью этого
высокого, развязного
парня в пестром костюме.
Пред ним стоял низенький и толстый
парень, в блузе и
высоких сапогах, и, добродушно улыбаясь, смотрел в лицо ему. Фоме понравилась его широкая, круглая рожа с толстым носом, и он тоже с улыбочкой ответил...
Смотрит Настя, а топот и песня все ближе, и вдруг перед самыми ее глазами показался статный русый
парень, в белой рубашке с красными ластовицами и в
высокой шляпе гречишником.
Двое сидели на земле и курили, один —
высокий, с густой чёрной бородой и в казацкой папахе — стоял сзади нас, опершись на палку с громадной шишкой из корня на конце; четвёртый, молодой русый
парень, помогал плакавшему Шакро раздеваться.
При этих словах обыкновенно наступало «забытье» (зри
выше), и дальнейшие слова мужика стушевывались; но когда мысленная деятельность вновь вступала в свои права, то я видел перед собой такое довольное и добродушное лицо, что невольно говорил себе: «Да, этому
парню не бунтовать, а именно только славословить впору!» Недоимки все с него сложены, подушная подать предана забвению… чего еще нужно!
Парень согласился, — он закинулся на стуле назад, выставил вперед руки и самою
высокою пьяною фистулою запел...
Другой гость Симонова, Трудолюбов, была личность незамечательная, военный
парень,
высокого роста, с холодною физиономией, довольно честный, но преклонившийся перед всяким успехом и способный рассуждать только об одном производстве.
Товарищи приняли Павла, как обыкновенно принимают новичков: только что он уселся в классе, как один довольно
высокий ученик подошел к нему и крепко треснул его по лбу, приговаривая: «Эка,
парень, лбина-то!» Потом другой шалун пошел и нажаловался на него учителю, говоря, что будто бы он толкается и не дает ему заниматься, тогда как Павел сидел, почти не шевелясь.
Хмельной старичишка, приехавший с молодым
парнем, готовился было начать рассказ о встрече своей с Антоном какому-то мельнику (что делал он без исключения всякий раз, как на сцену появлялось новое лицо), когда к кружку их подошел человек
высокого роста, щегольски одетый; все в нем с первого разу показывало зажиточного фабричного мужика.
Парень он неуклюжий, как из дубовой колоды топором вырублен, голова — большая, одно плечо
выше другого, руки непомерно длинны, и голос угрюм.
Это был
парень высокий и плотный, светло-рус, густоволос и без единой сединки в голове и в длинной, чуть не до половины груди, русой бороде; с первого взгляда как бы несколько неуклюжий и опустившийся; но, вглядевшись пристальнее, вы тотчас же отличили бы в нем господина, выдержанного отлично и когда-то получившего воспитание самое великосветское.
Пел Коновалов баритоном, на
высоких нотах переходившим в фальцет, как у всех певцов-мастеровых. Подперев щеку рукой, он с чувством выводил заунывные рулады, и лицо его было бледно от волнения, глаза полузакрыты, горло выгнуто вперед. На него смотрели восемь пьяных, бессмысленных и красных физиономий, и только порой были слышны бормотанье и икота. Голос Коновалова вибрировал, плакал и стонал, — было до слез жалко видеть этого славного
парня поющим свою грустную песню.
Но у Коновалова не было шрама от правого виска к переносью, рассекавшего
высокий лоб этого
парня; волосы Коновалова были светлее и не вились такими мелкими кудрями, как у этого; у Коновалова была красивая широкая борода, этот же брился и носил густые усы концами книзу, как хохол.
Он пошел с пригорка, а Харько все-таки посвистал еще, хоть и тише… Пошел мельник мимо вишневых садов, глядь — опять будто две больших птицы порхнули в траве, и опять в тени белеет
высокая смушковая шапка да девичья шитая сорочка, и кто-то чмокает так, что в кустах отдается… Тьфу ты пропасть! Не стал уж тут мельник и усовещивать проклятого
парня, — боялся, что тот ему ответит как раз по-прошлогоднему… И подошел наш Филипп тихими шагами к вдовиному перелазу.
— Да я уж и не знаю. Петром, кажется, зовут
парня,
высокий этакой, худой.
Берегом, покачиваясь на длинных ногах, шагает
высокий большеголовый
парень, без шапки, босой, с удилищами на плече и корзиною из бересты в руках. На его тонком сутулом теле тяжело висит рваное ватное пальто, шея у него длинная, и он странно кивает большой головой, точно кланяясь всему, что видит под ногами у себя.
Вот и пала ночь туманная,
Ждет удалый молодец.
Чу, идет! — пришла желанная,
Продает товар купец.
Катя бережно торгуется,
Всё боится передать.
Парень с девицей целуется,
Просит цену набавлять.
Знает только ночь глубокая,
Как поладили они.
Распрямись ты, рожь
высокая,
Тайну свято сохрани!
На свободное место возле Глуховцева садятся двое:
высокий, худой
парень с длинными мочалистыми волосами и в сапогах бутылками и пожилой, толстый и седой, по виду Торговец.
— Посмотрела бы ты, Марьюшка, парень-от какой, — сказала Фленушка. — Такой молодец, что хоть прямо во дворец.
Высокий да статный, сам кровь с молоком, волос-от черный да курчавый, глаза-то как угли, за одно погляденье рубля не жаль. А умница-то какая, смышленый какой…
Идет навстречу в потертой синей сибирке молодой
парень, плотный,
высокий, здоровый, с красным лицом и подслеповатыми глазами. Несет баклагу со сбитнем, а сам резким голосом покрикивает...
— Живио! — вне себя, вся подавшись вперед, захваченная общим восторгом, крикнула и молодая девушка, с загоревшимся мгновенно взором, с ярко вспыхнувшим румянцем на смуглом лице. Проходившие близко к окну запасные заметили ее, так горячо подхватившую их крик.
Высокий, плечистый
парень остановился на минуту перед окошком.
Герасим — стройный
парень,
высокий и широкоплечий, с мелким веснущатым лицом; волосы в скобку, прямые, совсем невьющиеся; на губах и подбородке — еле заметный пушок, а ему уж за двадцать лет. Очень силен и держится прямо, как солдат. Он из дальнего уезда, из очень бедной Деревни. Ходит в лаптях и мечтает купить сапоги. Весь он для меня, со своими взглядами, привычками, — человек из нового, незнакомого мне мира, в который когда заглянешь — стыдно становится, и не веришь глазам, что это возможно.
Года через два, в начале сентября, мне снова пришлось быть в этих местах. Я ехал в телеге с одним дернопольским
парнем, Николаем. Небо было в тучах, на полях рыли картошку, заросшие полынью межи тянулись через бурые, голые жнивья. На Беревской горе мы нагнали
высокого, худого и лохматого старика. Он медленно шел по дороге, опираясь на длинную палку-посох. Заслышав телегу, старик посторонился и обратил к нам худое, продолговатое лицо.
Через несколько минут в горницу вошел
высокий, стройный, еще молодой
парень, одетый в кафтан тонкого синего сукна, опоясанный широким цветным шелковым поясом.
Парни и многие девчата от волнения непрерывно курили.
Высокая девушка в черном платье и алом платочке, галошница Лида Асташова, сказала...
Через несколько минут в горницу вошел Яшка. Это был
высокий, стройный
парень со смуглым лицом и черными кудрями, шапкой сидевшими на голове и спускавшимися на
высокий лоб. Блестящие черные маленькие глаза светились и искрились непритворным весельем, казалось, переполнявшим все существо Яшки. Он был одет в серый кафтан самодельного сукна, подпоясанный красным с желтыми полосами кушаком, шаровары были вправлены в сапоги желтой кожи. В руках он держал черную смушковую шапку.
Наверху засмеялись, немножко потеснились.
Парни подобрались
выше. Слюшкин крикнул...
Прошел
высокий, изящно одетый молодой человек, ведя под руку стройную даму с напудренным лицом; важно прошли два
парня, которых Воронецкий видел у барьера, — прошли, ступая носками внутрь и чинно опираясь на зонтики; у
парней были здоровые и наивные деревенские лица; в Воронецком шевельнулось глухое раздражение, когда он вспомнил тот животный, плотоядный взгляд, каким они смотрели на сцену.